Опубликовано на сайте «Госсектор» в июле 2009 г .
Кризис как
точка смены курса
Когда-то у нас была устойчивая ассоциация между
правительственными заявлениями о росте экономики и реальным повышением уровня
нашей жизни, который «материализовался» в нашем гардеробе, холодильнике, гараже
и т.д. Но в последнее время эта связь явно нарушилась. Почему? Под блестки
политических лозунгов мы перешли от «экономики продукта» к «экономике денег».
Теперь не так важно, что ты произведешь и произведешь ли вообще что-то такое,
что было бы полезно обывателю, важно, за сколько ты это продашь. Показателем
стали «сто рублей», на которые закуплен хлеб, а не количество батонов,
приобретенных на эти «сто рублей», хотя на завтрак мы продолжаем мазать масло
на тот же хлеб, а не на купюры.
Вспомните, раньше в экономических блоках новостей мы
слышали, что где-то запустили новое производство, построили электростанцию,
открыли железную дорогу. Сейчас это «валютный курс, цена барреля, котировки
«голубых фишек», далее о погоде». Когда-то успехи нашей экономики
иллюстрировались количеством произведенных машин, тонн металла, киловаттами
выработанной энергии, тоннами заготовок продовольствия и т.д. Теперь же вся
экономика характеризуется, как правило, тремя показателями: ВВП, экспорт,
импорт. В переводе на язык обывателя, это за какой объем иностранной валюты
можно продать все, что произведено в стране за год, на какую сумму из произведенного
в стране мы продали за границу и на какую там же купили из того, чего не
произвели для себя сами. При чем не важно, чего именно и сколько произведено,
важна общая сумма денег.
Может, потому иногда и недоумевают в высоких
кабинетах, когда объем ВВП растет, а ни бизнес, ни народ не торопятся
аплодировать политике, формируемой в экономическом блоке Правительства? Неужели
там никто никогда не задумывался, что для национальной экономики дополнительный
миллиард в ВВП, полученный от продажи за рубеж нефти, не равен миллиарду, в
виде построенных новых школ, больниц, предприятий? Что для населения страны
рост потребления на миллиард, складывающийся из приобретения нескольких Bentley
и VIP‑яхт, не равен миллиарду на приобретение ботинок, батонов и детских
колясок?
Если в нашей экономике что-то не так в структуре
производства и потребления, то нужно не просто сокрушаться по этому поводу, а
что-то делать! И ведь нельзя сказать, что не делают. Много, усиленно, «под
личным контролем». Документы и решения объективно правильны, прекрасно работают
в экономиках других стран, но именно у нас, «почему-то», не дают ожидаемого результата. Почему?
Казалось бы, в стране достаточно незанятых
квалифицированных трудовых ресурсов, в избытке природных ресурсов, неосвоенных
земель, деньги есть, а сложить все вместе, чтобы «заработало» не получается. В
России дефицит «предпринимательских талантов» или у них «другие интересы»? Или
условия ведения бизнеса таковы, что не стимулируют развитие реальной экономики?
Вряд ли кто поверит, что в стране русского купечества,
сталинских управленцев, брежневских «цеховиков» и горбачевских кооператоров
есть недостаток людей с предпринимательскими способностями.
Интерес у нашего бизнеса тот же, что и во все времена
и везде, – прибыль. Другое дело, что у большинства наших новоявленных
бизнесменов, этот интерес единственный и, более того, имеет крайне нездоровую
форму. Прибыль рассматривается как возможность увеличить личное потребление, и
если уж инвестировать, то лишь в короткие сверхдоходные проекты, как правило,
спекулятивного характера. Наиболее «предусмотрительные (по крайней мере, на их
взгляд) стремятся максимально быстро вывести прибыль за границу из-под
юрисдикции России с целью «обезопасить» капитал от возможных отечественных
рисков. В обществе довольно сильно укоренился принцип «хватай сейчас, завтра
будет дороже». И все «хватают», даже не особо задумываясь, а все ли
приобретения им так необходимы? Приоритет потребительства захватил и
большинство бизнесменов. Отчасти это можно объяснить, въевшимся почти на генном
уровне, страхом еще от советских времен, что «завтра могут придти и все
забрать», особенно на фоне периодических вспышек напряженности в обществе,
связанной с различным уровнем обеспеченности отдельных социальных групп. И
страх этот подстегивается пониманием реальной, а не декларативной легитимности
происхождения прав собственности на значительную часть активов. С другой
стороны, надо понимать, что среди наиболее успешных в период первоначального
накопления капитала оказалось немало людей с одномерным мышлением, не способных
одновременно видеть более одной цели. Тогда им это качество помогло, не
отвлекаясь ни на что иное, сосредоточиться исключительно на максимизации темпов
концентрации в своих руках бывших советских активов в силу различных
обстоятельств, оказавшихся без надлежащей государственной опеки и защиты.
Теперь же, получив огромные деньги, они, зачастую, впадают в депрессию, не
зная, как еще распорядиться деньгами, кроме как на «личное удовольствие»? К
счастью, такой тип «бизнесмена», хотя и весьма распространенный, но не
единственный в России. Хочется верить, что будущее за последними.
Движение по крутой траектории переходного периода не
может быть вечным. Когда все относительно свободные активы перераспределены, их
дальнейшее увеличение может быть обеспечено лишь созданием новых с темпами,
превышающими выбытие существующих из-за износа и старения, т.е. активной
экономикой реального сектора. В противном случае активы будут либо просто
«проедаться», либо сокращаться в результате транзакций взаимных поглощений
(дальнейший рост концентрации капитала). К тому же мировой финансовый кризис
показал, насколько шатки и призрачны «успехи» экономики, построенной на игре
цен и крайне ограниченной номенклатуре ресурсных товаров.
У российской экономики сейчас не столь уж широкий
выбор альтернатив развития. Либо ее нынешнее состояние будет законсервировано и
она в конечном итоге исчезнет вследствие «проедания» самой себя (активов, на
которых она базируется). Либо, в результате радикальной смены экономической
стратегии, включающей систему целеполагания и инструменты влияния на поведение
экономических субъектов, ее акцент будет изменен с «виртуальных» операций на
производство реального продукта. Если сравнивать экономику с предприятием, то
сейчас именно тот момент, когда недавно получившим предприятие в собственность,
нужно принимать стратегическое решение: либо получить максимальный
единовременный доход от распродажи активов предприятия, либо попытаться
наладить его работу для получения в дальнейшем прибыли на постоянной основе?
При выборе стратегического направления дальнейших
действий важно учитывать, что заинтересованность иностранных партнеров в
обеспечении защиты выведенных за рубеж средств наших бизнесменов прямо
пропорциональна способности последних поддерживать интенсивность притока
активов из России. Но насколько
вероятно, что при изменении ситуации уровень такой «защищенности» не
изменится? Нужны ли иностранным предпринимателям новые конкуренты из числа
«бывших русских», пожелавших перевести свой бизнес за границу? И так ли уж
маловероятны тогда «внезапный» вал исков с претензиями иностранных фирм к
обязательствам наших бизнесменов или «в связи с сомнениями в легитимности»
происхождения средств на счетах бывших российских граждан? Здесь каждый
бизнесмен должен самостоятельно оценить, насколько вероятно то, что он войдет в
ту самую «бриллиантовую сотню», которую будут рады видеть за рубежом при любом
развитии ситуации в России.
Но и в России, в случае консервации экономического
курса, накопления будут находиться под существенными рисками. Низкий уровень
обеспеченности большинства населения сопряжен с высокой социальной
напряженностью в обществе. Дальнейшее ухудшение положения основной части
общества может привести к росту криминализации общества и локальным социальным взрывам, которые,
впоследствии могут приобрести лавинообразный характер и полностью
дезорганизовать и разрушить существующую систему права, а значит упразднить или
радикально снизить гарантии защиты капиталов. Цену, которой может
поддерживаться уровень жизни наименее
обеспеченных и наиболее многочисленных слоев населения, обеспечивающий
лояльность властям, нам показал кризис. Какое-то время можно выиграть за счет
ранее созданных фондов накоплений, но что дальше? Опять иностранные займы и
кабала долгов для будущих поколений? При этом надо понимать, что и кредитовать
будут не бесконечно.
Т.е. риски, связанные с выбором первого варианта
развития экономики, точнее консервации ее действующей модели, крайне высоки. В
том числе и персональные риски тех, кто обладает сейчас возможностью влиять на,
принимаемые на общероссийском уровне, экономические и политические решения.
Поэтому остается надежда, что будет выбран второй вариант, предусматривающий
развитие реального сектора и получение дохода от производства продукта, а не за
счет операций с высокой спекулятивной составляющей или искусственно вводимых
транзакций. Надежда на то, что власть объявит о переходе страны от стадии
первоначального накопления капитала под лозунгом «Обогащайтесь!» к стадии
созидания под лозунгом «Зарабатывайте!».
Принятие необходимого решения на уровне политических и
экономических элит является обязательным, но не достаточным для его реализации
на практике. Прежде всего, необходимо принять меры для преодоления в предпринимательской
среде приоритета личного потребления, одновременно создавая стимулы для
инвестирования в создание новых и развитие действующих производств.
Многим представителям нашего бизнеса достаточно трудно
будет избавиться от, сформировавшейся за последние годы, мании потребительства.
Но в свое время они помогли государству и обществу сформировать новый класс
собственников, поэтому сейчас государство должно помочь им преодолеть пагубную
психологическую зависимость. И наиболее эффективным решением здесь
представляется введение прогрессивной шкалы налогообложения доходов физических
лиц и либерализация отнесения инвестиционных затрат на уменьшение
налогооблагаемых доходов.
Плоская 13-процентная шкала является достаточно
эффективной для стимулирования экономической активности бизнеса, когда
финансовый результат предпринимательской деятельности оценивается заметно выше
потребительского и социального. Кроме того, она стимулирует конвертирование
прибыли в личные денежные доходы, а не в наращивание производственных активов.
Однако такая ставка не только не эффективна, но и вредна, когда решается задача
интенсивного инвестиционного развития экономики. Т.е. необходимость перехода к
прогрессивной шкале НДФЛ продиктована, в первую очередь, не социальными, а
сугубо экономическими соображениями. Лозунг «отнять и поделить», которым часто
апеллируют противники прогрессивной шкалы, в данном случае не имеет никакого
отношения к обсуждаемой проблеме.
Существуют различные варианты организации
прогрессивного налогообложения. Сколько ступеней выбрать, какие ставки
назначить, какие вычеты и т.д.? Безусловно, это должно быть сделано на основе
глубокого изучения и проработки вопроса. В то же время уже сейчас можно
определить некоторые требования, учет которых будет полезен.
Во-первых, ставка не должна быть чрезвычайно
обременительной для лиц с низким уровнем дохода.
Во-вторых, она должна быть наиболее комфортна для
доходов, уровень которых наиболее эффективен при комплексном решении задач
социального и экономического развития общества (страны).
В-третьих, ставка должна быть стимулирующей в
диапазоне доходов до верхнего порога среднего класса с переходом к сдерживающей
по мере дальнейшего роста уровня доходов, вплоть до запретительных значений для
«сверхдоходов».
В-четвертых, что крайне важно, система налогообложения
доходов физических лиц должна стимулировать предпринимательскую активность, при
чем социально-ответственного, а не эгоистически-паразитического бизнеса.
Именно в связи с последним требованием наиболее
целесообразным представляется ввести раздельную систему налогообложения
доходов, полученных в качестве вознаграждения за трудовую деятельность по
договору, и доходов, получаемых в качестве дивидендов, т.е. вознаграждения за
предпринимательскую деятельность. Если в первом случае ставка налогообложения
зависит только от уровня дохода, то во втором она корректируется понижающим
коэффициентом, учитывающим количество рабочих мест, которые обеспечивает бизнес
предпринимателя, и уровнем оплаты труда на них. Таким образом, понижающий
коэффициент можно рассматривать как меру общественного поощрения наиболее
эффективных собственников, вносящих наибольший вклад в социальное развитие
общества (повышение уровня обеспеченности его граждан). Значительные доходы
человека становятся в этом случае признаком его высокой общественной
полезности, а не сверхжесткой эксплуатации наемных работников или спекуляций,
кардинально меняется место предпринимателя в обществе.
Более подробно один из вариантов реализации такой
схемы налогообложения описан в статье «К
вопросу об альтернативе плоской и прогрессивной шкал налогообложения доходов
физических лиц», опубликованной в журнале «Финансовый вестник» № 17‑2007 г.
Одновременно необходимо изменить порядок отнесения
стоимости приобретаемого имущества на затраты организации, уменьшающие базу
налогообложения прибыли, а именно, предоставить предпринимателю самостоятельно
определять размеры и периоды амортизации. Т.е. предпринимателю должно быть предоставлено
право самостоятельно определять, списать ли ему всю стоимость оборудования на
производственные затраты в периоде, когда оно было приобретено, либо списывать
частями по мере необходимости в течение всего срока его эксплуатации, вплоть до
момента выбытия (продажи или списания).
Высокие ставки НДФЛ поставят многих бизнесменов перед
выбором, во что конвертировать, полученный от предпринимательской деятельности,
доход? В денежные средства на личное потребление, «потеряв» значительную сумму
на налогах, либо в производственные активы, уменьшив базу налога на прибыль
своего предприятия и увеличив потенциал будущих доходов своего бизнеса? При
надлежащем качестве работы фискальных служб можно надеяться, что большинство
предпринимателей выберут второй вариант, а инвестиционные последствия для
отечественной экономики будут более ощутимы, чем результаты самых горячих и
искренних призывов к социальной ответственности бизнеса. Следует особо
подчеркнуть, что результатом предложенных налоговых новаций станет не запрет на
высокий личный доход предпринимателей, а условие его получения при обеспечении
достойной оплаты труда наемных работников и инвестиционного развития бизнеса.
Изменение НДФЛ является обязательным, но не
достаточным стимулом развития экономики. Говоря о чрезмерности налогового
бремени бизнеса, как одного из основных факторов, сдерживающих экономический
рост, часто предлагают уменьшение налоговых ставок, что позволит бизнесу
оставлять больше средств на развитие. Но почему же тогда, после неоднократных снижений
ставок по тем или иным налогам, у нас, если и возрастали инвестиции, то, в
основном, портфельные, т.е. деньги шли на простую «накачку» стоимости бумаг без
физического увеличения основных фондов? Кроме того, если исключить инфляционную
составляющую и фактор мировой конъюнктуры цен на энергоносители, где обещанный
рост доходов бюджета, который должны были бы обеспечить вновь появившиеся,
благодаря снижению налогов, предприятия? Почему меры по уменьшению налоговой
нагрузки, которые стабильно «работают» в экономиках других стран, у нас не дают
ожидаемого результата?
По большому счету, в цене продукта содержатся затраты
на оплату использованных при производстве ресурсов природного происхождения
(земля, сырьё, энергия, в том числе в переработанном виде), труда и предметов
труда, а также обязательные отчисления в бюджет и прибыль, которая представляет
собой вознаграждение владельцу бизнеса за эффективно примененный им
предпринимательский талант. Если налоговые платежи сокращаются, а прибыль не
растет, значит дополнительные средства направляются либо на закупку ресурсов,
либо на закупку предметов труда, либо на оплату труда наемных работников.
Последнее пока трудно совместимо с психологией большинства наших
предпринимателей, поэтому вряд ли стоит принимать в расчет. О бурном росте
инвестиций в основные средства статистика тоже не сообщала. Впрочем, как и о
заметном росте объемов натуральных производственных показателей, а значит, и
увеличения потребления ресурсов в производственных целях не происходило. А вот
цены на эти ресурсы росли достаточно заметно и с неизменным постоянством.
Именно здесь и следует искать ту самую «черную дыру» российской экономики, где
моментально исчезают любые дополнительно появляющиеся в экономике средства,
которые должны были бы идти на развитие.
Ни одно производство, ни один вид деятельности не
может обойтись без потребления природных ресурсов или их производных. С точки
зрения обязательности, неизбежности и отсутствия альтернативы платежи за
энерго- и иные природные ресурсы можно сравнить с «теневой налоговой системой»,
действующей параллельно официальной. В этом же контексте необходимо упомянуть и
услуги естественных монополий. Формально у нас есть и антимонопольное
законодательство, и система налоговых инструментов, которые, вроде бы, должны
обеспечивать разумное регулирование цен на упомянутые факторы ценообразования.
Но насколько они эффективны? Уже стало притчей во языцех «ниппельная» ценовая
политика наших «сырьевиков» и монополистов, предусматривающая повышение
внутренних цен вместе с ростом мировых, и отсутствие адекватной реакции, когда
во всем мире цены снижаются.
Если право собственности на ресурсы месторождений
(нефть, газ, руда и т.д.) по условиям ранее заключенных договоров были переданы
частным компаниям (проданы «на корню»), то государство может назначать сколь
угодно высокие налоги и акцизы, «сырьевики» будут просто увеличивать на столько
же свои цены, вплоть до неприемлемого для потребителя уровня. У кого больше
шансов управлять (если угодно, шантажировать): у государства повышением
налогов, или у «сырьевиков» угрозой провоцирования «ресурсного» коллапса
экономики? Ответ на этот вопрос позволяет лучше понять, кто кем реально
управляет.
Если ресурсодобывающие компании имеют право лишь на
добычу и реализацию ресурсов, принадлежащих государству, то почему из-за того,
что где-то в Нью-Йорке подорожал баррель, наш бизнес должен платить
«сырьевикам» за наши же природные ресурсы в рублях больше, чем вчера? Что,
изменилось за день? Доставка «ведра нефти» на поверхность и его перегонка в
бензин стали вдвое затратнее? А когда цены в Нью-Йорке упадут, энерго- и
трудозатраты на нефтедобычу опять сократятся?
Почему природные ресурсы, принадлежащие государству,
т.е. всем его гражданам, по праву колоссальных человеческих усилий и материальных
затрат в исторической ретроспективе, реализуются ему же (гражданам и субъектам
предпринимательства) по ценам, устанавливаемым отдельными индивидуумами? Почему
одни предприниматели для получения каждой дополнительной копейки прибыли должны
прилагать дополнительные усилия, а другим достаточно поставить свою подпись под
решением о назначении новой цены? Какая здоровая конкуренция, какие стимулы для
развития могут быть в экономике, где все участники, фактически, поделены на
«экономических рэкетиров» и «плательщиков дани»? Естественно, что основным
принципом распоряжения каждым дополнительно появившимся рублем становится,
«быстрее ешь, пока не отобрали». Здесь уже не до развития, тем более
инновационного.
Вполне очевидно, что действующую систему ценообразования
и изъятия природной ренты в бюджет государства следует кардинально менять.
Необходимо перейти к государственной монополии на реализацию природных ресурсов
и их производных на внутреннем и внешнем рынках. При этом добыча,
транспортировка и переработка природных ресурсов должны осуществляться по
государственному заказу (подробнее см. «Об одном
из способов изъятия природной ренты» в журнале «Финансовый бизнес»
№ 2,
Работа по госконтрактам лишит многие ресурсодобывающие
компании сверхприбылей, не связанных с интенсивностью их труда, но практически
исключит ценовые риски их бизнеса и риски невостребованности их продукции.
Иными словами, поставит их в равные условия со всеми прочими субъектами
предпринимательства, но при более высокой защищенности от рыночных колебаний
цен и объемов спроса.
Особо следует отметить макроэкономический эффект,
который может быть обеспечен за счет государственного регулирования цен на
ресурсы и их производные. Это позволит, с одной стороны, существенно стабилизировать
ценообразование в экономике в целом, что крайне важно для планирования и
осуществления планов развития всеми хозяйствующими субъектами. С другой, –
сохранить для участников рынка свободу ценообразования на свою продукцию в
условиях честной конкуренции. Если государственные цены на ресурсы будут
устанавливаться федеральными законами на долгосрочный период, российский рубль
станет, де-факто, внутренней валютой с квазитвердым обеспечением. Надежность
покупательской способности такой валюты будет сопоставима с валютами, имевшими
золотое обеспечение, но в то же время ее эмитент (государство) не будет связано
обязательствами по ее товарному обеспечению. Экономика получит «ценовой
эталон», позволяющий повысить эффективность кредитно-денежной политики.
Что же касается методов противодействия ценовым
злоупотреблениям компаний-монополистов, то наиболее эффективным представляется,
во-первых, законодательно обязать их приобретать товары, работы и услуги для
собственных нужд на конкурсной основе, т.е. в порядке, аналогичном размещению
государственного заказа. Во-вторых, необходимо ввести повышающий коэффициент
ставки налога на прибыль, применяемый в случаях превышения порогового
соотношения объемов валовой прибыли и валовой добавленной стоимости
организации-монополиста. Порог представляется логичным установить
соответствующим темпу роста экономики в регионе (если монополия на региональном
рынке) или в целом по России (если монополия на российском рынке). В-третьих,
каждый монополист должен ежегодно представлять в законодательный орган
(региональный или федеральный в зависимости от монополизированного рынка) отчет
о своей деятельности, подтвержденный аудиторским заключением. Отчет и
результаты его рассмотрения публикуются в официальных печатных изданиях
соответствующих органов власти. В случае
отклонения представленного отчета (выявление неустранимых нарушений
антимонопольного законодательства), материалы передаются в суд для принятия
решения о применении предусмотренных законодательством санкций в отношении
организации-монополиста.
Если прогрессивная шкала НДФЛ стимулирует направление
прибыли на инвестиционные цели, а твердые государственные цены на ресурсы
снижают инвестиционные ценовые риски, то для полноты основных предпосылок
экономического роста остается решить проблему доступности заемных средств на
развитие субъектов предпринимательства.
Одной из основных составляющих, определяющих
процентную ставку банковского кредита, является ставка рефинансирования
Центрального Банка, под которую он кредитует коммерческие банки. При этом
средства ЦБ, как правило, составляют заметную долю в пассивах коммерческих
банков. Сейчас каких-либо формализованных количественных критериев, кроме
оценки финансово-хозяйственной деятельности и состояния коммерческого банка,
для решения о предоставлении Центробанком кредита нет. Ставка, объемы и
адресаты кредитования определяются им самостоятельно.
Действующее законодательство не ставит перед ЦБ задачу
стимулирования роста национальной экономики, но предоставляет ему максимально
широкие права в проведении кредитно-денежной политики, в том числе и применения
рефинансирования коммерческих банков. Почему бы не усилить эффективность
использования этих полномочий в общенациональных интересах, внеся в статьи 40 и
43 закона о Центробанке изменения, предусматривающие целевой характер
рефинансирования и зависимость ставки рефинансирования от ставок кредитования,
применяемых коммерческим банком? Т.е. средства ЦБ должны быть использованы
коммерческим банком исключительно для кредитования клиентов или их проектов,
соответствующих условиям, оговоренным в договоре о рефинансировании (например,
малые предприятия, инновационные проекты и т.д.). При этом объемы и ставки
рефинансирования для каждого коммерческого банка должны зависеть от объемов и
средневзвешенных ставок, под которые он кредитовал в предшествующие периоды
соответствующие целевые направления, а также формализованного показателя
устойчивости банка, рассчитываемого на основании показателей его
финансово-хозяйственной деятельности. Следует отметить, что ужесточение
регламентации процедур рефинансирования Центробанком коммерческих банков
совершенно не ущемляет прав последних по работе с негосударственными
вкладчиками.
Отсутствие среди первоочередных таких вопросов, как о
коррупции и национализации, объясняется не их недооценкой, а спецификой
способов их решения. Необходимые изменения здесь не могут быть достигнуты за
короткий промежуток времени, тем более, без возможных перегибов.
Вполне вероятно, что в новых условиях хозяйствования
бизнес сам определит, в каких отраслях (видах деятельности) выгоднее получать
прибыль, а какие следует использовать для поставок продукции для нужд бизнеса
по минимальным ценам (себестоимости или даже с учетом бюджетных дотаций)? Т.е.
найдет наиболее рациональную границу между частным и государственным, и
необходимые преобразования будут происходить на фоне не сопротивления, а
поддержки предпринимательского сообщества.
Коррупция, особенно с учетом глубины ее проникновения,
не может быть уничтожена одномоментно. И при ее искоренении важно не впадать в
крайности и не забывать, что основная задача состоит в оздоровлении системы
государственного управления, а не в наказании отдельных коррупционеров.
Показательные процессы должны быть не самоцелью, а скорее «средством агитации»
чиновников, сомневающихся в решительности власти довести начатую работу до
конца. «Пересажать» можно, но кто заменит, пусть и коррумпированных, далеко не
всегда достаточно квалифицированных, но специалистов? Для подготовки
квалифицированных специалистов и получения ими минимально необходимого опыта
потребуется достаточно продолжительное время. Кроме того, не все из
«новобранцев» окажутся соответствующими высоким морально-этическим требованиям,
и их тоже придется менять. Поэтому необходимо продумать методы и формы работы
(в том числе «административную амнистию») с теми из действующих специалистов,
кто в свое время «позволил себе лишнего», но, осознав реально происходящие
перемены, готов вернуться к добросовестной деятельности на государственной
службе. Также следует разработать и реализовать программу по возвращению
высококвалифицированных специалистов, которые ранее были вынуждены уйти с
госслужбы по причине несогласия с происходившими в организации негативными
процессами.
Вполне очевидно, что процесс очищения от коррупции
будет достаточно длительным. Рецептов универсальных быстродействующих средств
здесь не существует. Тем не менее, инструментов масса, и работу необходимо
проводить. Основным в решении этой проблемы, безусловно, является политическая
воля высшего руководства страны. Впрочем, как и для решения всех
вышеперечисленных проблем.