Журнал "Финансовый бизнес", № 3, 2007 г.

 

Свет в конце тоннеля или огни приближающегося поезда?

 

Чичелёв М.Е.

 

 

В своем Послании Федеральному собранию Российской Федерации 26 мая 2004 года Президент в качестве первоочередных общенациональных задач назвал удвоение за десятилетие валового внутреннего продукта, уменьшение бедности, рост благосостояния людей и модернизацию армии.

Цели, безусловно, благие и заслуживают всяческого одобрения и поддержки. Но, как известно, одни и те же вещи разные люди могут видеть по-разному, и, стремясь к одной и той же цели, могут придти к совершенно разным результатам.

Оставим пока анализ хода модернизации армии как достаточно специфической области, требующей специальных технических и военных знаний, сопряженных с информацией ограниченного пользования, и сосредоточимся на первых трех задачах: удвоение ВВП, уменьшение бедности и рост благосостояния граждан.

Указанные задачи традиционно рассматриваются как взаимоувязанные, а их решение ассоциируется у большинства граждан с расширением структуры и увеличением объемов предложения рабочих мест на рынке труда в сочетании с ростом уровня оплаты труда, повышением доступности товаров и услуг для большинства групп населения, снижением напряженности в обществе вследствие уменьшения численности асоциальных групп граждан, основной причиной маргинализации которых было отсутствие возможности увеличения своего дохода доступными им легитимными способами.

Эти ожидания обоснованы, если:

– говоря об удвоении ВВП, предполагается, что его структура сбалансирована по отраслям экономики таким образом, что обеспечивает наиболее полное удовлетворение потребностей большинства домохозяйств и фирм в услугах, потребительских и инвестиционных товарах;

– говоря об уменьшении бедности, в качестве базового критерия используется не прожиточный минимум, обеспечивающий лишь физическое выживание,[1] а более полный показатель, учитывающий отличие набора жизненных потребностей человека от набора потребностей любого биологического объекта в принципе;

– при оценке уровня благосостояния граждан используются не только средние показатели в целом по стране, но и учитывается структура распределения национального продукта по группам населения (коэффициент Джини, кривая Лоренца).

В противном случае, если игнорировать эти «детали», возможна парадоксальная ситуация, когда поставленные Президентом задачи будут выполнены, а уровни жизни и развития экономики окажутся значительно ниже, чем были изначально.

Например, удвоение ВВП можно обеспечить, направив основную часть средств национальной экономики на увеличение добычи и экспорта природных ресурсов. Если мировые цены на них начнут снижаться, можно поднять внутренние цены. Потребителями энергоносителей являются не только промышленность, но и ЖКХ, а значит и население, которое не «обанкротится» («самоликвидируется») так быстро, как предприятия, и отдаст последнее для выполнения задачи, поставленной Президентом.

Проблему бедности можно решить не повышением уровня дохода наименее обеспеченных групп населения, а сокращением числа входящих в них граждан. Как показывает динамика изменений социально-возрастной структуры населения России с начала 90‑х годов прошлого века, это вполне выполнимо при сокращении государственных мер социальной защиты и поддержки.

Повышение роста благосостояния людей у нас уже давно отождествляют с повышением среднего по стране подушевого дохода. При этом явное опережение роста доходов наиболее обеспеченных граждан по сравнению с доходами основной части населения в расчет не берется. Действительно, если отчитываться нужно по средней цифре, то кого интересует за счет каких составляющих она получена?

На первый взгляд, такой сценарий может показаться невероятным, но насколько он может быть далек от реальности?

Монетаризм, взятый за основу преобразований российской экономики, хотя и перестал быть универсальным публичным заклинанием либеральных реформаторов ввиду явного провала возлагавшихся на него ожиданий, продолжает незримо присутствовать почти в каждом решении и действии экономического блока Правительства. Само по себе это направление экономической мысли содержит немало полезных и рациональных посылов, однако чрезмерное увлечение им, превратившее положения этой теории из инструмента в самоцель, как-то незаметно привели к замещению в общественном экономическом сознании понятия «благо» на «финансовая оценка блага». Не случайно появился анекдот про то, как односельчане спрашивали своего соседа, что ест его оставшаяся единственной на все село свинья, в то время, как кормов нигде «днем с огнем» не сыскать? «Да сам не знаю, – отвечал тот, – даю ей каждое утро по три рубля, а там пусть сама крутится…»

Когда Президент ставил задачу удвоения ВВП, он полностью осознавал, что большинству населения нашей страны приятнее видеть на своем столе вырезку из говядины, чем из президентского послания. Поэтому, наверняка, имел в виду не столько классическое понимание увеличения финансовой оценки валового внутреннего продукта, сколько увеличение объема производимых благ. Он понимал, что рост экономики является не самоцелью, а одним из условий, необходимых для повышения благосостояния большинства граждан страны, улучшения условий их жизни. Решение задачи в таком контексте не может ограничиваться увеличением выпуска продукции. Этому должны сопутствовать рост объемов и расширение структуры потребления в экономике. Причем структура и объем производимых и потребляемых благ должны наиболее полно отвечать потребительским предпочтениям и покупательской способности большинства граждан страны.

Следовательно, необходимы не только увеличение валового выпуска, но и значительные изменения в отраслевой структуре экономики, в системе перераспределения национального продукта, в том числе в государственном регулировании вопросов оплаты труда.

Какой же из возможных сценариев решения поставленных Президентом задач сейчас реализуется?

С приближением очередных парламентских и президентских выборов существенно возросло количество, несомненно, полезных по замыслу мер, принимаемых органами государственной власти. К их числу можно отнести национальные проекты, повышение МРОТ, пенсий, зарплат бюджетникам и многое другое. На этом фоне достигнутые макроэкономические показатели, которыми у нас принято отчитываться, убедительно подтверждают правильность выбранного курса.

Однако можно заметить, что вне зависимости от объемов финансирования и количества проектов, реализуемых в рамках таких мероприятий, все они решают предметно обособленные задачи. В то же время решение ряда проблем системного характера либо не продвигается далее их констатации и обсуждения возможных трудностей, либо попросту игнорируется. В этих условиях выполнение любых национальных проектов будет не более  эффективным, чем попытка наполнить дырявую бочку, вливая в нее все больше воды.

Из всех факторов, влияющих на предпринимательскую активность, которая является необходимым условием экономического роста, наиболее значимым представляется наличие достаточного спроса на рынке. Можно полностью отменить налоги, но и тогда предприниматель не станет вкладывать деньги в производство даже такой продукции, которую участники рынка признают в высшей степени полезной и необходимой, но не смогут приобрести из-за нехватки денежных средств. Напротив, если предприниматель видит, что за продукцию готовы платить, его не придется уговаривать инвестировать в развитие производства. Есть покупатель – есть бизнес, нет покупателя – нет бизнеса. Поэтому повышение благосостояния основной части населения с уверенностью можно отнести к сфере важнейших интересов бизнеса. Для понимания этого не обязательно быть искушенным знатоком макроэкономики.

Если стимулировать рост доходов граждан с акцентом на наиболее многочисленные группы со средним и меньшим уровнем обеспеченности, то это повлечет заметный рост спроса на товары и услуги повседневного потребления, производство которых в большинстве случаев может быть обеспечено средним и малым бизнесом в соответствующих отраслях. Учитывая высокую оперативность адаптации малого бизнеса к изменениям на рынке, при обеспечении соответствия темпов повышения доходов населения (методом последовательных итераций) темпам развития малого бизнеса можно сохранять «стимулирующий» (3‑7% в зависимости от темпов роста предложения) уровень инфляции спроса на отраслевых рынках, характерный для здорового экономического роста.

В свою очередь, увеличение числа малых предприятий не только обеспечит создание новых рабочих мест и вовлечение значительной части населения в активную предпринимательскую деятельность, но и породит дополнительный спрос на рынках сбыта продукции среднего и крупного бизнеса. Соответствующее увеличение базы налоговых поступлений от малого бизнеса обеспечит дополнительные доходы бюджета, что также позволит, среди прочего, несколько увеличить госзаказ на продукцию крупного бизнеса.

Таким образом, управляемый, дифференцированный по группам населения, рост личных доходов может стать тем самым механизмом, который запустит процесс экономического роста во всех отраслях, а не только в связанных с добычей и реализацией природных ресурсов.

Следует отметить, что в рассмотренной схеме упоминалась инфляция лишь на отраслевых рынках, а не в экономике в целом. Это объясняется тем, что увеличение доходов наименее обеспеченных групп населения предполагается осуществлять не за счет дополнительной эмиссии денег, а за счет изменений в системе перераспределения результатов труда. Если перевести часть потребительских денег с рынков товаров и услуг повышенной комфортности на рынки товаров и услуг повседневного спроса, не меняя общего объема денег в экономике, то это повлечет изменение структуры спроса и предложения без возникновения системной инфляции. Незначительный инфляционный фон возможен лишь в период структурных изменений вследствие некоторой разницы в темпах роста спроса и предложения на отраслевых рынках.

С проблемой низкого уровня доходов населения во многом связано и формирование криминогенного потенциала общества. С точки зрения максимизации прибыли можно понять предпринимателя, который при очевидно низком значении МРОТ и в отсутствии надлежащего внешнего контроля за качеством продукции предпочитает нанять вдвое хуже работающего иностранного работника, но за цену вчетверо меньшую, чем работника из числа местных жителей. Иностранец готов работать на таких условиях, т.к. его зарплаты за вычетом собственного содержания вполне хватает для обеспечения жизни семьи, оставшейся на родине, где цены существенно меньше. Но местный житель при той же зарплате не может обеспечить свою семью из-за более высоких цен. В результате, не имея возможности получения достойного легитимного заработка, он нередко вынужден прибегать к противоправным способам получения дохода. Эта ситуация не только не приемлема с социальной точки зрения, но и крайне отрицательно влияет на экономику. Во-первых, утрачивается потенциал трудовых ресурсов, т.к. ушедший в «криминал» работник не только теряет квалификацию и навыки по ранее полученной специальности, но и утрачивает адекватность восприятия соотношения «заработная плата/трудозатраты», что осложняет его возврат в рамки правового поля. Во-вторых, криминальное воздействие на хозяйствующие субъекты не только препятствует развитию добросовестной конкуренции, но и крайне негативно отражается на психологическом состоянии и предпринимательских настроениях владельцев бизнеса.

Сейчас рыночные механизмы формирования уровня оплаты труда наемных работников существенно ослаблены государственной политикой активного привлечения иностранной рабочей силы (по, фактически, демпинговым ценам). Эффективность лозунгов и призывов к «социальной ответственности» бизнеса (за счет его прибыли), как показала практика, оказалась явно недостаточной. Поэтому необходимы дополнительные меры государственной защиты права работника на достойный уровень оплаты труда.

Во-первых, величина МРОТ должна иметь непосредственную связь с  величиной регионального прожиточного минимума, а не представлять собой некую абстрактную величину, имеющую больше отношения к определению размеров штрафов и тарифной сетке бюджетников, чем к зарплатам вообще. С учетом выплачиваемых сейчас «серых» зарплат, а также многократной разницы в доходах наемных работников и владельцев фирм, повышение МРОТ до уровня двух‑ трехкратной величины регионального прожиточного минимума[2] не обернется для предприятий финансовой катастрофой, но увеличит спрос на рабочие места и позволит не ограничивать социальные гарантии работникам уровнем минимальных физиологических потребностей. При этом следует установить, что фирма может быть освобождена от обязанности обеспечения МРОТ, если она является акционерным обществом работников (народным предприятием)[3] или малым предприятием, все работники которого являются его участниками и их доли в нем не отличаются более, чем в три раза.

Во-вторых, так же, как и МРОТ, с прожиточным минимумом следует связать и величину стандартного налогового вычета, установленного п.п. 3 п. 1 ст. 218 Налогового кодекса, и приравнять его к величине регионального прожиточного минимума. Действующая в настоящее время фиксированная сумма такого вычета представляется не только аморальной, но и противоречащая здравому смыслу, т.к. если человек получил доход меньше прожиточного минимума и заплатил с него налог, то оставшихся в его распоряжении средств окажется меньше, чем необходимо «для сохранения здоровья человека и обеспечения его жизнедеятельности»[4].

 В-третьих, в целях компенсации потерь бюджета из-за повышения величины стандартного налогового вычета представляется целесообразным ввести дифференцированную налоговую ставку в отношении доходов, предусмотренных п. 1 ст. 224 Налогового кодекса. Для сохранения социальной защиты и покупательской способности наименее обеспеченных слоев населения, доходы в диапазоне от одного регионального прожиточного минимума до трехкратной величины среднего по России дохода физических лиц следует облагать налогом по действующей ставке 13 процентов. Налогообложение доходов, превышающих максимальную границу указанного диапазона, должно осуществляться по ставке 30 процентов[5]. Кроме того, учитывая, что доходы от долевого участия в деятельности организаций, полученные в виде дивидендов, имеют характер ренты и, как показывает практика, в существенной степени зависят от неформальных отношений получателя дивидендов и организации, их выплачивающей, представляется целесообразным дополнительно проанализировать обоснованность размера ставки их налогообложения[6].

В целях упрощения технологии налогообложения, базирующегося на статистических показателях (прожиточный минимум и средний подушевой доход), при исчислении налога в течение года следует руководствоваться показателями Министерства экономического развития и торговли, которые предусматривались им при составлении прогноза социально-экономического развития на соответствующий год, а по завершении года на основе фактически достигнутых показателей и сведений, представленных в декларациях о доходах, производить перерасчет.

Повышение необлагаемого минимума в сочетании с реструктуризацией налоговой нагрузки на физических лиц несколько сместит бремя налогообложения с доходов, направляемых на приобретение товаров первой необходимости и повседневного спроса, на доходы, направляемые на приобретение роскоши и товаров повышенной комфортности, что, как представляется, в большей степени соответствует принципам социального государства[7].

В-четвертых, для частичной компенсации увеличения затрат фирм на оплату труда наемным работникам необходимо рассмотреть возможность снижения ставки социального налога при сохранении совокупного объема поступлений по нему в федеральный бюджет и внебюджетные фонды.

Другой неэмиссионный способ повышения спроса на отраслевых рынках – через государственные закупки, во-первых, сопряжен с необходимостью увеличения налогового бремени налогоплательщиков для получения дополнительных  бюджетных средств на финансирование растущего объема госзакупок. Во-вторых, он способствует формированию такой отраслевой структуры экономики, которая в существенно большей степени ориентирована на удовлетворение потребности в общественных благах, а не в индивидуальных. Поэтому с точки зрения наполнения рынка потребительскими товарами и вовлечения населения в активную экономическую жизнь (через малый и средний бизнес) этот подход представляется менее эффективным, чем рост располагаемых доходов наименее обеспеченных групп населения.

Наиболее рациональным представляется совместное использование метода повышения покупательской способности населения, как основного инструмента, и метода управления объемами госзакупок, как вспомогательного, оптимизирующего межотраслевую структуру спроса и предложения на инвестиционные и потребительские товары.

Возможности стимулирования роста экономики через управление спросом, безусловно, не исчерпываются приведенными примерами. Отечественная научная школа и, прежде всего академические институты, наверняка, могут предложить целый ряд возможных решений, учитывающих особенности современного состояния России.

Однако наше Правительство, вероятно, не видит в росте объема средств в экономике или хотя бы увеличении их доли у населения ничего, кроме «прямой и явной угрозы» гиперинфляции. При постоянных обращениях к зарубежным и отечественным предпринимателям с призывом «инвестировать в Россию» собственные средства инвестируются через Стабилизационный фонд совсем в другую страну. Лишь в конце 2005 года часть[8] «сверхдоходов», за счет которых формируется этот фонд, было решено направлять в отечественную экономику.

Чем объяснить упорство, с которым наши экономические власти на протяжении уже полутора десятка лет пытаются монетарными методами решать проблемы экономики неполной занятости? Если даже при чрезвычайно благоприятной в последние годы конъюнктуре мирового рынка энергоносителей успехи нашей экономики остаются столь не впечатляющими, не пора ли задуматься, действительно ли «универсальные менеджеры» эффективней «специалистов» и настолько ли безальтернативны научная и практическая школа подготовки руководящих кадров в нашей северной столице?

Значимость государственного регулирования, особенно на стадии экономического роста, диктует повышенные требования к качеству кадрового обеспечения органов государственной власти. Недостаточное внимание к этому вопросу может не только снизить эффективность государственного участия в экономике, но и привести к отрицательным результатам.

Как известно, одним из основных признаков и условий развития здоровой экономики является наличие добросовестной конкуренции. Но она возможна лишь на «законопослушных» рынках. При этом обеспечение всеобщности и неукоснительности соблюдения законодательства не менее важно, чем качество нормативного регулирования.

Распространение коррупции на всех уровнях государственного управления давно стало одной из главных тем обсуждения в обществе. Проблема достигла таких масштабов, что ее решение было отнесено высшим руководством страны к приоритетным направлениям работы. Коррупция, фактически, лишила российский рынок сразу двух важнейших элементов и признаков «цивилизованности»: независимых (свободных от внешних влияний) арбитра и обеспечивающего исполнение (принуждающего к исполнению) его решений органа, роль которых во всем мире возлагается на государство.

Экономические последствия такой утраты для экономики достаточно болезненны. Превосходство в интеллекте и трудолюбии в этих условиях становится менее значимым, чем способность игнорировать нормы закона и традиционной морали. В результате добросовестные собственники зачастую не выдерживают конкуренции с менее эффективными, но не ограничивающими себя рамками законодательства, собственниками, и покидают рынок.

Отрицательное влияние коррупции на экономику проявляется не только в искажении надзорно-исполнительной функции государства.

В общественном сознании это явление наиболее часто ассоциируется с взяточничеством, ущерб от которого для экономики складывается не столько за счет размеров взяток, сколько за счет их массовости. Взяточничество представляет собой, по сути, вторую, действующую параллельно с официальной, систему «теневого налогообложения» бизнеса. Другое проявление коррупции, ущерб от которого в большей степени определяется не массовостью, а объем средств по каждому факту правонарушения, связано со злоупотреблениями чиновников правом распоряжения бюджетными средствами. Доказать наличие корыстного умысла в этих случаях достаточно сложно. Как правило, все списывается на «управленческие ошибки» и квалифицируется как неэффективное или нерациональное расходование средств. В худшем случае чиновнику укажут на «недостаток квалификации», но не привлекут к какой-либо серьезной ответственности.

Утрата бюджетных средств в любых формах, будь то следствие низкой квалификации чиновника («не столько украдет, сколько разбазарит») или прямого хищения, уже сама по себе снижает эффективность использования государством общественных ресурсов. Но, предоставляя огромные государственные средства на внеконкурсной основе или по недобросовестно проведенным конкурсам аффилированным лицам, чиновник искажает рынок за счет ограничения общедоступности государственных заказов. Т.е. коррупция создает экономическую дискриминацию добросовестных предпринимателей, что способствует их вытеснению с рынка. Как следствие, общественные ресурсы используются менее эффективно, что, с учетом их ограниченности, влечет сокращение объемов производимых экономикой благ и снижение уровня благосостояния общества.

Таким образом, коррупция «вытягивает» из продуктивного экономического оборота, как частные, так и общественные финансовые ресурсы.

Предприниматель перед совершением какой-либо сделки оценивает соотношение риска и прибыли. Коррупционер – тот же предприниматель, лишь с той разницей, что его бизнес полностью нелегален и связан с использованием его служебного положения. Увеличение размера возможных потерь при наступлении рискового случая (привлечение к ответственности за коррупционные действия) повышает риски «бизнеса» коррупционера и влечет рост «расценок» на его «услуги». Как следствие, падает спрос на «коррупционном» рынке.

Вероятно, именно из-за очевидной действенности такой меры, как конфискация имущества, она встретила ожесточенное сопротивление со стороны части чиновников и связанных с ними представителей бизнеса. В результате сама идея такой ответственности была «похоронена» под предлогом, что человек мог единожды нарушить закон на небольшую сумму, а у него будет изъято все, что «нажито непосильным трудом». Но кто же мешает ввести оговорку, что конфискации должно подлежать не все имущество ответчика, а лишь то, по которому он не сможет представить документально подтвержденного обоснования легитимности средств, на которые оно было приобретено? При этом в декларации должны быть указаны не только состав и источники формирования имущества, но и действующие на момент ее представления финансовые и имущественные обязательства в пользу подателя декларации. Особо следует оговорить, что все не указанные в декларации финансовые и имущественные обязательства в пользу ее подателя утрачивают юридическую значимость с момента принятия декларации государственным органом. Кроме того, необходимо проанализировать целесообразность полного или частичного распространения ответственности чиновника на имущество ближайших родственников, легитимность формирования которого не будет подтверждена надлежащим образом.

Такая же судьба постигла и предложения о привлечении к борьбе с коррупцией всех членов общества. Если человек принесет в милицию заявление о том, что у него украли кошелек и он располагает доказательствами, указывающими на обстоятельства преступления, то это воспринимается как должное. Но почему такое же заявление о злоупотреблении с бюджетными средствами или государственным имуществом должно считаться «доносом», если заявителю в качестве поощрения за его содействие в выполнении одной из важнейших государственных задач, – борьбе с коррупцией, будет выплачиваться определенный процент от суммы, возвращенной в государственный бюджет (обществу)? Если правоохранительные органы, на обеспечение деятельности которых государство тратит огромные средства, не способны собственными силами эффективно бороться с коррупцией, то необходимо позволить гражданам в рамках действующего законодательства помогать следственным органам в выявлении и формировании доказательной базы по фактам злоупотреблений с государственными активами. При этом следует оговорить, что производство дела о правонарушении будет открываться лишь при наличии признаваемых судом и документально подтвержденных доказательств.

Еще с советских времен был известен такой эффективный способ борьбы с обманом покупателей, как проведение «контрольных закупок». Подобные мероприятия не следует считать основанием для привлечения к уголовной или административной ответственности, т.к. они содержат элементы «провокации». Но в борьбе с коррупцией важно не само по себе наказание мздоимца или казнокрада, а пресечение возможности нанесения им вреда обществу в дальнейшем. Учитывая, что неукоснительное соблюдение требований законодательства предусмотрено должностным регламентом госслужащего, «провокацию на коррупционность» можно рассматривать как один из элементов периодической аттестации на соответствие занимаемой должности. Если контрольное мероприятие завершается неудовлетворительным результатом, то в отношении аттестуемого сотрудника выносится решение о служебном несоответствии и он лишается возможности замещать любые должности в государственных или муниципальных органах власти на достаточно продолжительный срок. Общероссийский реестр лиц, отстраненных от государственной службы по указанным основаниям, следует размещать в открытом доступе в сети Интернет. Это не только повысит эффективность контроля выполнения решений об ограничениях на замещение государственных должностей, но и позволит предпринимателям более объективно оценивать персональные риски при заключении контрактов.

Если подобные меры борьбы с коррупцией будут введены в практику, чиновник, прежде чем решиться на правонарушение, не раз оценит возможные риски. Это может быть оперативное мероприятие, за которым последует уголовная ответственность, мероприятие в рамках аттестации, за которым последует увольнение и продолжительное отлучение от госслужбы, или провокация вымогателя, «торгующего» доказательствами коррупционных действий. В любом случае это существенно повлияет на готовность чиновника к совершению должностного преступления из корыстных побуждений.

При всей важности борьбы с коррупцией извне нельзя не отметить необходимость проведения работы и в самой системе государственной службы.

Повышение заработной платы госслужащим еще недавно преподносилось обществу как наиболее эффективный инструмент снижения коррупционности и привлечения на государственную службу высококвалифицированных специалистов. Справедливо отмечалось, что высококвалифицированные специалисты, как правило, имеют существенно меньшую мотивацию для получения противозаконных доходов, чем сотрудники, не располагающие необходимым уровнем квалификации для качественного исполнения своих должностных обязанностей. При этом общество так и не получило ответ, как высокая зарплата помешает коррупционеру в его злоупотреблениях, и насколько она должна быть велика, чтобы сравняться по привлекательности с доходами от противоправного использования служебного положения?

На пагубность повышения уровня оплаты труда без адекватного повышения ответственности уже тогда указывали многие эксперты, которые, к сожалению, так и не были услышаны. В результате, зарплаты госслужащих стали конкурентоспособны на рынке труда, причем особенно привлекательны стали руководящие должности, и не только из-за опережающего роста окладов. Для некоторых стимулом оказалась ставшая почти безрисковой возможность использования должностного положения для получения личной выгоды («должностная рента»). В отсутствие надлежащего спроса за результаты и качество труда при замещении высокодоходных государственных должностей квалификация и работоспособность работника утратили свою значимость. Если раньше риск смещения руководителя с должности вследствие некачественного выполнения работы возглавляемым им подразделением был достаточно велик, то с его понижением мотивация руководителя в подборе квалифицированных кадров для своего подразделения оказалась пренебрежимо мала. В этих условиях при назначении на должность все в большей степени игнорировались государственные интересы (деловые качества сотрудника) и учитывались личные (родственные связи, землячество, общность финансовых и иных интересов, личная преданность и т.д.).

Расстановка кадров без приоритета государственных интересов, происходившая на протяжении нескольких лет, привела к формированию «глубоко эшелонированной» базы внутреннего воспроизводства коррупции – чиновников без профессиональной ответственности, чья квалификация явно не соответствует занимаемой должности. Неквалифицированные руководители различных уровней, находясь в единой иерархической структуре, заинтересованы во взаимном сохранении. Ожидать, что система такого типа начнет сама себя реформировать с губительными для своих элементов последствиями, не приходится. Неразрушающее (эволюционное) преобразование такой иерархической «пирамиды» возможно исключительно «сверху вниз», но не «изнутри» или «снизу вверх». Т.е. всецело зависит от воли того, кто обладает высшим приоритетом директивного воздействия на все остальные элементы системы. Поэтому оздоровление ситуации с кадровым обеспечением государственной службы представляется наиболее проблематичной и трудоемкой задачей.

Пока же общество может судить о борьбе с коррупцией по принимаемым на самых высоких уровнях документам в стиле «морального кодекса государственного служащего». По фарисейству берущих взятки, и с высоких трибун обвиняющих в этом дающих («как же им устоять, если вы сами так настойчиво предлагаете?»). Хотя все понимают, что многих толкает на дачу взятки невозможность иным способом реализовать свои законные права, особенно когда это касается вопросов не просто уровня жизни, а выживаемости. По эффектным репортажам в теленовостях о начале того или иного «громкого» антикоррупционного мероприятия. Но несравнимо больше на общественное мнение влияет количество чиновников, представителей правоохранительной и судебной системы, которых мы видим повседневно, и чье благосостояние явно не адекватно их зарплатам.

Попытки серьезного анализа ситуации и поиска возможных решений, не говоря уже об их реализации, в большинстве случаев заканчиваются воспоминаниями о неких «традициях мздоимства на Руси», призывами смириться с невозможностью искоренения коррупции в принципе. Однако следует понимать, что пока общество с интересом наблюдает за элегантным «фехтованием» политиков морально-этическими и историческими аргументами, коррупция продолжает расти и разрушать экономику.

Наряду с коррупцией и неудовлетворительными показателями доходов населения существует и третья, наиболее значимая и отчасти порождающая первые две, проблема. Она заключается в действующей системе распределения доходов от реализации природных ресурсов («природной ренты»). Дискуссии на эту тему не теряют своей актуальности на протяжении всего постсоветского периода и по антагонизму позиций оппонентов могут сравниться лишь с обсуждением итогов приватизации. Но недостатки последней могут быть в значительной степени исправлены при восстановлении арбитражной функции государства в экономике. Создание условий честной конкуренции на рынке неизбежно приведет к перераспределению активов в пользу действительно эффективных собственников. Таким образом, вопрос  может быть решен не административными (конфискационными) мерами, а законами рынка, хотя на это и потребуется несколько большее время. Это представляется вполне оправданным в целях предотвращения воздействия фактора нестабильности на предпринимательские настроения в обществе.

Если перераспределение собственности в условиях честной конкуренции определяется рынком, то распределение природной ренты регулируется государством. Изменения в законодательстве о добыче, использовании и распоряжении природными ресурсами (доходами от их реализации) необходимы по целому ряду причин.

Во избежание возможных разночтений, примем, что природная рента – стоимость природных ресурсов без учета затрат на их добычу и первичное вовлечение в хозяйственный оборот. Также примем, что частная собственность формируется за счет результатов труда человека, а общественная – из ресурсов, возникших без участия человека (природные ресурсы), и доли созданного в процессе труда продукта, передаваемой на общественное потребление в виде налогов и иных обязательных платежей в бюджетную систему государства. Из этого следует, что природная рента, связанная с ресурсами, возникшими без участия человека, должна полностью поступать в фонд общественного потребления, т.е. в бюджет. Это утверждение практически не встречает возражений даже у самых активных противников изменения законодательства в сфере использования природных ресурсов. Все споры возникают вокруг определения величины указанной ренты.

Как правило, обсуждение ограничивается рассмотрением исключительно фискальных механизмов изъятия средств в бюджет (налоги, сборы, акцизы), что представляется не вполне оправданным.

Во-первых, налоговые инструменты не позволяют учесть особенности каждого хозяйствующего субъекта, занятого добычей и транспортировкой природных ресурсов (далее – добывающие компании). Как следствие, тяжесть обременения обязательными платежами в бюджет для разных добывающих компаний не одинакова. Она существенно зависит от затрат, определяемых расположением, горно-геологическими и другими особенностями объектов разработки.

Во-вторых, при колебаниях цен на добываемые ресурсы изменяется и выручка добывающих компаний. При этом себестоимость, если и следует за динамикой цен, то в меньшей степени. Изменение разницы между выручкой и затратами не связано с какими-либо дополнительными действиями (затратами) добывающей компании и определяется исключительно колебаниями ценовой конъюнктуры. Поэтому дополнительно возникающие доходы или убытки, обусловленные движением рыночных цен, должны влиять лишь на величину природной ренты, направляемой в бюджет, но ни коим образом не сказываться на рентабельности добывающих компаний.

Наиболее рациональным решением вопроса изъятия природной ренты представляется переход к государственному заказу на добычу и транспортировку природных ресурсов[9].

Во-первых, конкурсные процедуры его размещения обеспечат более объективное, базирующееся на рыночных принципах определение экономически обоснованных уровней затрат и рентабельности добывающих компаний.

Во-вторых, становится абсолютно простым и прозрачным расчет величины природной ренты как разницы между рыночной ценой ресурса и стоимостью его добычи и транспортировки, зафиксированной по результатам конкурса на размещение государственного заказа.

В-третьих, полнота изъятия природной ренты в бюджет сочетается с  защитой добывающих компаний от рисков снижения рыночных цен на добываемые ресурсы.

В-четвертых, государство как реальный, а не номинальный собственник получает возможность самостоятельно реализовывать природные ресурсы на внутреннем и внешнем рынках. Управляя одной из наиболее значимых составляющих в цене продукта – ценами на ресурсы, государство может более эффективно проводить свою экономическую политику. При этом внутренние цены на ресурсы могут быть привязаны к мировым либо фиксироваться на некоторый период (например, бюджетный год).

В первом случае исключается необходимость экспортно-импортного регулирования в отношении продукции ресурсоемких производств, а также несколько упрощается задача Центробанка по валютному регулированию.

Во втором существенно повышается стабильность условий хозяйствования для российских резидентов, что кардинально повышает привлекательность России в условиях постоянного изменения цен на ресурсы в мировой экономике.

Кроме того, государство получает возможность регулировать структуру баланса налоговых и рентных платежей в бюджет. При повышении цен на ресурсы, можно без потерь для бюджета адекватно снижать налоговые ставки. Тогда акцент в расходах хозяйствующих субъектов будет смещаться от налоговых платежей в сторону затрат на сырье и энергию (непосредственно, либо через приобретаемые товары и материалы). Это значит, что преимущество получат производства с высокой долей в продукте интеллектуальной составляющей. Появляется мощный стимул к разработке и внедрению энерго- и ресурсосберегающих технологий. В целях социальной защиты и обеспечения конституционных прав граждан на жилище и охрану здоровья стоимость услуг ЖКХ населению в части электро- и теплоснабжения может компенсироваться из бюджета в объемах, соответствующих социальным нормам подушевого потребления. Компенсироваться могут расходы населения или эксплуатирующих организаций ЖКХ.

В-пятых, лишение добывающих компаний возможности относительно свободного (произвольного) установления цен реализации добываемых ресурсов позволяет в значительной степени повысить прогнозируемость условий хозяйствования в России. Обязательность и безальтернативность приобретения всеми хозяйствующими субъектами ресурсов по ценам, устанавливаемым владельцами добывающих компаний, свидетельствует о наличии в экономике наряду с официальной не только «теневой» («коррупционной»), но и еще одной, фактически, частной «энерго-сырьевой» системы налогообложения.

С подобной проблемой связана и деятельность монополий. В этой связи представляется целесообразным установить, что расходы монополиста на приобретение продукции могут учитываться при уменьшении налогооблагаемой базы исключительно в случае их осуществления на основании открытых конкурсов. Требования к таким конкурсам должны соответствовать требованиям к размещению государственного заказа. В затратах монополиста, уменьшающих его налогооблагаемую базу, также не должны учитываться расходы на оплату труда свыше средних отраслевых или региональных показателей. Рентабельность его основной деятельности следует ограничить законодательно на уровне средней по отрасли или в экономике страны и применять жесткие штрафные санкции за превышение допустимых значений.

В-шестых, государственное управление ценами на ресурсы позволит более эффективно бороться с инфляцией. До сих пор Правительство пыталось бороться с инфляцией монетарными методами, которые вполне оправданы в условиях инфляции спроса. Но ежегодная инфляция свыше 10 процентов при жестком контроле над денежной массой и опережающим ростом цен на ресурсы свидетельствует о том, что сейчас в стране имеет место классическая инфляция издержек. Чтобы остановить такую инфляцию необходимо, прежде всего, стабилизировать цены на факторы производства, удорожание которых происходит наиболее высокими темпами (в России – ресурсы).

В-седьмых, лишение добывающих компаний повышенной по сравнению с иными участниками рынка рентабельности, обусловленной ростом цен на ресурсы, сделает более равномерной привлекательность всех отраслей. Это будет способствовать ускорению диверсификации отечественной экономики.

В-восьмых, лишение добывающих компаний повышенных доходов, не связанных с эффективностью их производственной деятельности, существенно сократит экономические возможности некорректного влияния со стороны этих компаний на представителей государственной власти.

В-девятых, государство получает возможность более эффективно регулировать баланс поставок ресурсов на внутренний и внешний рынки, обеспечивая приоритет потребностей отечественной экономики, в том числе с учетом потребностей будущих поколений.

В-десятых, появляется возможность перехода к национальной валюте с «твердым» обеспечением[10].

В качестве одиннадцатого аргумента за реформирование в сфере использования природных ресурсов можно было бы упомянуть и повышение доходов бюджета. К сожалению, любые, даже подкрепленные необходимыми расчетами, доводы представителей экономической науки вязнут в оговорках и ссылках представителей сырьевого сектора на недостаточную полноту информации. В то же время, пока никто из новых «эффективных менеджеров» так и не дал обществу ответ, почему при нефтяных ценах в 12 долларов за баррель хватало средств не только на добычу, но и геологоразведку, и обновление фондов? При этом «неэффективная советская экономика» была намного сильнее нынешней, живущей при четырех- пятикратном повышении цен на нефть, и уровень благосостояния большинства населения был заметно выше.

Впрочем, и без учета возможного увеличения доходов бюджета, приведенные выше аргументы представляются достаточным основанием для перехода к госзаказу в сырьевом секторе.

Очевидно, что дальнейшее развитие условий экономической деятельности в России во многом зависит от эффективности решения рассмотренных вопросов: платежеспособность населения, коррупция, природная рента. Возможные последствия предполагают целый спектр вариантов. От быстрого многоотраслевого роста до дальнейшего усиления дифференциации в развитии отраслей и даже полного разрушения единой экономической системы страны. Последнее заявление достаточно радикально и требует некоторых комментариев.

Если выйти за рамки внутренних экономических проблем и принять во внимание положение и роль России в системе мировых экономических интересов, а также возможности влияния бизнеса на государственные институты, в том числе через политическую систему, то следует отметить следующее.

Во-первых, ограниченность природных ресурсов и сложность, а порой и невозможность их диверсификации определяют высокий интерес ряда субъектов мировой экономики к российским ресурсам. При этом получение права собственности на ресурсы, принадлежащие в настоящее время России, явно предпочтительнее, чем их приобретение, пусть даже и на более выгодных для приобретателя, чем для продавца условиях. Такое предпочтение объясняется всегда сохраняющимся риском изменения «льготных» условий продаж. Кроме того, потенциал роста российской экономики рассматривается как источник рисков усиления конкуренции среди основных участников мировой экономики, что для последних крайне нежелательно.

Во-вторых, в России де-факто присутствует достаточно влиятельная финансово-политическая группа, в существенно большей степени связанная взаимными интересами с зарубежными субъектами, нежели с Россией. Зарубежные представители обеспечивают членам указанной группы финансово-имущественные гарантии и защиту от возможной ответственности. В ответ российские представители обеспечивают удовлетворение потребностей зарубежных партнеров, как минимум, в поставке российских ресурсов на выгодных для последних условиях. Как максимум, – еще и препятствуют обретению Россией конкурентоспособности в мировой экономике.

В-третьих, изменения, внесенные в последние годы в законодательство о выборах и политической деятельности, привели к тому, что высший законодательный орган страны может формироваться исключительно из представителей крупных партий. Организационные расходы на формирование и обеспечение деятельности партий такого масштаба значительны. Повышенная доходность в сырьевом секторе позволяет занятым в нем компаниям быть основными «спонсорами» (непосредственно или через аффилированных лиц) большинства наиболее крупных парламентских партий. Как следствие, эти партии в своей деятельности вынуждены учитывать в первую очередь интересы этих компаний. Составить «сырьевикам» финансовую конкуренцию на политическом поле не способны ни население, ни малый и средний бизнес, даже объединившись для этих целей. Единственным исключением является партия тех, кто способен принудить бизнес к их финансированию. В связи с тем, что наименование этой партии за последние годы менялось неоднократно, условимся называть ее в дальнейшем просто «партией чиновников». При этом следует отметить, что в силу цепочки зависимостей «партия чиновников – бизнес – иные партии» все парламентские партии оказываются в той или иной степени под влиянием партии чиновников.

Таким образом, выборы в высший законодательный орган страны теперь представляют собой, фактически, выбор между представителями тех или иных крупных финансово-промышленных групп преимущественно «сырьевой» направленности, либо чиновниками, связанными с бизнесом собственными интересами. Причем исключение графы «против всех» и отмена порога явки делают его безысходным и ограниченным, как выбор приговоренного между повешением, расстрелом и колесованием.

В случае, если предстоящие выборы в Государственную Думу обеспечат большинство представителям группы, ориентированной на интересы зарубежных субъектов, становится возможным инициирование распада России по сценарию, уже опробованному на СССР.

На первом этапе нагнетается уровень протестных настроений в обществе. Для этого, например, достаточно реализовать уже обещанное Президентом повышение цен на газ при отставании роста доходов основной части населения. Дальнейшее усиление протестных настроений в обществе может быть спровоцировано неадекватным применением силы со стороны правоохранительных органов при подавлении массовых акций гражданского неповиновения. Все это будет дополнено освещением в СМИ таких акций как носящих не экономический и антикоррупционный, а националистический и экстремистский характер.

На втором этапе, «идя навстречу пожеланиям трудящихся», парламентское большинство (ориентированное на интересы зарубежных субъектов) проводит изменения в Конституцию, упраздняющие пост Президента.

На третьем этапе для достижения максимального хаоса в управлении будут организованы «спонтанные» массовые акции населения. Их причиной могут стать события, вызывающие эмоциональный всплеск в обществе. Например, физическое устранение наиболее популярного и влиятельного политика, вплоть до Президента. Это усилит дестабилизирующее воздействие на систему государственного управления, оказавшуюся после ликвидации поста Президента  в наиболее уязвимом положении с точки зрения координации действий.

Одновременно в регионах, наиболее богатых природными ресурсами или имеющих особое геостратегическое значение, запускаются «национально-освободительные» движения. Почва для этого уже в значительной степени подготовлена многолетней агрессивной PR-компанией о повсеместном «русском фашизме» на фоне замалчивания преступлений, совершаемых против русских. Так в общественном сознании «национальных» территорий формируется мнение, что «от русских одно зло, от них необходимо держаться подальше (отделяться, избавляться) при любой возможности».

На четвертом этапе «национальные» территории объявляют о своей независимости. Основные мировые претенденты на использование их ресурсов незамедлительно признают их легитимность, направляют на эти территории значительный контингент своих представителей. Далее уже по известному сценарию реализуется принцип «защиты своих национальных интересов в любой точке мира» со всеми вытекающими последствиями.

На первый взгляд, подобный сценарий развития событий представляется настолько маловероятным, что граничит с жанром политического детектива. Однако для оценки его реалистичности следует учесть ряд обстоятельств нашей недавней истории и современности.

Проблема отделения Косово от Сербии рассматривается сейчас, в основном, с двух позиций. С одной стороны православная Россия должна проявлять солидарность с православной Сербией и всячески ее поддерживать. С другой – отделение Косово предлагается рассматривать как прецедент, позволяющий в дальнейшем присоединить к России Абхазию, Южную Осетию, Приднестровье и любые иные территории, которые в будущем могут изъявить желание присоединиться к России. Но из обсуждения совершенно выпадает значение «косовского» прецедента, если отдельные территории России заявят о своем желании выхода из ее состава.

При этом следует учесть, что вопрос о предоставлении независимости отделившимся территориям будет рассматриваться, вероятно, лишь в гуманитарной плоскости. Правовые основания для предъявления имущественно-хозяйственных претензий могут оказаться не бесспорными для мирового сообщества.

В публичных дискуссиях о природной ренте достаточно часто звучит заявление о том, что в нашей стране «недра принадлежат народу». Это представление доминирует и в общественном сознании. В Конституции Российской Федерации[11] отсутствует прямая ссылка на право собственности на недра, а оговорены лишь вопросы владения, пользования и распоряжения ими[12]. В то же время, в п. 3 ст. 11 Конституции указано: «Разграничение предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации осуществляется настоящей Конституцией, Федеративным и иными договорами о разграничении предметов ведения и полномочий». Обратившись к п. 3 ст. III Федеративного договора[13], текст которого, несмотря на сопоставимость его значимости с Конституцией, так и не был опубликован, можно найти ответ на вопрос о собственности на недра: «Земля и ее недра, воды, растительный и животный мир являются достоянием (собственностью) народов, проживающих на территории соответствующих республик. Вопросы владения, пользования и распоряжения землей, недрами, водными и другими природными ресурсами регулируются Основами законодательства Российской Федерации и законодательством республик в составе Российской Федерации. По взаимной договоренности федеральных органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти республик в составе Российской Федерации определяется статус федеральных природных ресурсов». Т.е. природные ресурсы принадлежат не всему населению России, а лишь жителям отдельных республик! Сложно предсказать реакцию большинства населения центральных областей России на то, что миллионы жизней их предков были положены на защиту и освоение таких территорий, если бы Федеративный договор все же опубликовали?

Действующая Конституция была принята позднее Федеративного договора. В п. 2 ее заключительных и переходных положений указано, что «законы и другие правовые акты, действовавшие на территории Российской Федерации до вступления в силу настоящей Конституции, применяются в части, не противоречащей Конституции Российской Федерации». Опираясь на это и ряд иных положений основного закона, Конституционный Суд Российской Федерации дважды[14] указывал на утрату республиками прав собственности на землю, ее недра, воды, растительный и животный мир с момента вступления в силу действующей Конституции. Поэтому, оставаясь в составе федерации и подчиняясь решениям КС РФ, республики не вправе оспаривать  право собственности на указанные объекты.

Но в случае выхода республики из состава России она будет апеллировать к международным судебным инстанциям и выступать как самостоятельный субъект международного права. Не исключено, что при рассмотрении вопроса во внимание будет принят ряд обстоятельств.

Во-первых, в Конституции нет прямого указания на право собственности на землю и ее недра, воды, растительный и животный мир, а регламентируются лишь права их использования, распоряжения и владения.

Во-вторых, совокупность прав владения, распоряжения и использования имущества не достаточна для признания их обладателя собственником. В п. 2 ст. 209 Гражданского кодекса Российской Федерации указано: «Собственник вправе по своему усмотрению совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам и не нарушающие права и охраняемые законом интересы других лиц, в том числе отчуждать свое имущество в собственность другим лицам, передавать им, оставаясь собственником, права владения, пользования и распоряжения имуществом, отдавать имущество в залог и обременять его другими способами, распоряжаться им иным образом».

В-третьих, в самом п. 3 ст. III Федеративного договора исключительное право собственности народов, проживающих на территории соответствующих республик на недра регламентируются отдельно (в первом предложении) от прав владения, пользования и распоряжения ими. Последние регламентируются во втором предложении и относятся к правам совместного ведения («регулируются Основами законодательства Российской Федерации и законодательством республик в составе Российской Федерации»). Таким образом, подтверждается неравнозначность статусов собственника и обладателя прав владения, распоряжения и использования.

В-четвертых, отнесение вопросов владения, распоряжения и использования к совместному ведению Российской Федерации и субъектов Российской Федерации[15], при сохранении в Федеративном договоре статуса собственника за субъектами, фактически, равносильно передаче республиками в доверительное управление Российской Федерации принадлежащих им земли, ее недр, вод, растительного и животного мира. Здесь уместно напомнить, что в соответствии с п. 4 ст. 209 и п. 1 ст. 1012 ГК РФ «передача имущества в доверительное управление не влечет перехода права собственности к доверительному управляющему». В случае выхода республики из состава России, как и в случае расторжения договора о доверительном управлении, все права остаются за собственником.

Также следует учесть, что решение КС основано на субъективных суждениях судей КС, которые могут не совпасть с решением иного по составу международного судебного органа. Поэтому нет полной уверенности, что решение по данному вопросу останется прежним.

Учитывая столь высокие риски, остается не ясным, почему в Конституцию и (или) в Федеративный договор так и не были внесены поправки, полностью исключающие попытки оспаривания права собственности на землю и ее недра, воды, растительный и животный мир, находящиеся в территориальных границах республик Российской Федерации?

Полезно рассмотреть и историю появления в Федеративном договоре права собственности республик на природные ресурсы.

В статье 10 Конституции СССР, принятой в 1977 году, указано, что «земля, ее недра, воды, растительный и животный мир в их естественном состоянии являются неотъемлемым достоянием народов, проживающих на данной территории, находятся в ведении Советов народных депутатов и предоставляются для использования гражданам, предприятиям, учреждениям и организациям». Аналогичное положение содержится и в статье 11 Конституции Российской Федерации, принятой в 1978 году: «земля и ее недра, воды, растительный и животный мир являются достоянием народов, проживающих на соответствующей территории».

Между тем, в статье 6 предшествующей Конституции СССР от 1937 года было предусмотрено, что «Земля, ее недра, воды, леса, заводы, фабрики, шахты, рудники, железнодорожный, водный и воздушный транспорт, банки, средства связи, организованные государством крупные сельскохозяйственные предприятия (совхозы, машинотракторные станции и т.п.), а также коммунальные предприятия и основной жилищный фонд в городах и промышленных пунктах являются государственной собственностью, то есть всенародным достоянием». Эти положения содержались и в статье 6 Конституции Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, принятой в 1937 году.

Не столь важно, что именно подвигло высшее руководство страны на внесение соответствующих изменений в основной закон – романтические настроения после подписанного в августе 1975 года Заключительного акта СБСЕ, советы будущих «архитекторов перестройки» или что-то иное. Важно, что оценка внесенных изменений с точки зрения выхода республик из состава Союза выглядела тогда просто абсурдной и не принималась в расчет. Но реальностью это стало менее, чем через 15 лет. Поэтому, учитывая исторический опыт, полностью игнорировать возможность распада Российской Федерации нельзя.

В пользу низкой вероятности такого развития событий свидетельствует его несоответствие интересам тех представителей партии чиновников, которые не имеют достаточно надежной зарубежной поддержки. Здесь имеются ввиду не только (или не столько) морально-этические аспекты патриотического характера, но и экономические. В случае развала федерации многие федеральные чиновники окажутся без источников повышения своего благосостояния. Все ресурсы останутся в отделившихся республиках, а с разваленной экономики оставшихся республик много не возьмешь, тем более без опыта и ресурсов для ее подъема. Местные элиты, возможно, и готовы были бы к отделению, но никогда не пойдут на это без серьезной поддержки извне, которая не имеет шансов на развитие далее финансовой и политической помощи пока в России сохраняется боеготовность ядерных вооружений.

Впрочем, если раньше расширение НАТО в Европе можно было расценивать как способ предотвратить возвращение влияния России на территориях бывших соцстран, то намерения создать вблизи наших восточных границ новые РЛС и официальное включение России в перечень стран, несущих военную угрозу США, заставляет задуматься, насколько долго обороноспособность нашей страны может оставаться гарантом невмешательства третьих стран во внутренние дела России. При этом следует понимать, что значимость оборонного фактора может быть снижена не только появлением новых технических решений. Как показала мировая и отечественная практика последних десятилетий, не менее эффективно продвижение на руководящие государственные посты, в том числе в силовых ведомствах, людей, которые в критической ситуации будут полностью подконтрольны «внешнему управлению».[16]

Для более объективного и взвешенного анализа ситуации представляется не лишним учесть и сложившуюся в последние годы тенденцию, когда военное вторжение начинается без надлежащих санкций ООН под лозунгами «защиты демократии от международного терроризма и за свободу угнетенных представителей не титульных наций», а продолжается подготовкой законопроекта о передаче крупнейших месторождений оккупированной страны «на 32 года в полное и эксклюзивное управление» компаниям стран-интервентов[17].

Создавая и укрепляя вертикаль власти, первое лицо государства оказалось невольным заложником собственной политики. Как уже было отмечено выше, реальное представительство в будущей Думе будут иметь лишь чиновники и крупный бизнес. В этой ситуации конфронтация между Президентом и Думой сопряжена с большими рисками смены Президента (через процедуру импичмента и новые, контролируемые чиновниками и крупным бизнесом, выборы) или ликвидации института президентства как такового (проведением соответствующих поправок в Конституцию). Разрешение конфликта в пользу Президента может потребовать применения довольно жестких мер и привести к силовому противостоянию, аналогичному событиям 93-го года. Однако то, что сейчас на стороне Думы будут несоизмеримо большие финансовые и организационные ресурсы, не многим уступающие возможностям президентской власти, делает такое обострение конфликта маловероятным. В этих условиях вряд ли следует ожидать радикальных и быстрых изменений нынешнего курса руководства страной. Во всяком случае, в вопросе борьбы с коррупцией, если «преемственность» поста Президента будет сохранена. Политические и иные риски, связанные с восстановлением законности в государственных структурах, могли бы быть в значительной степени снижены изменением порядка формирования органов государственной власти и распределения полномочий между ветвями власти[18]. Но это требует внесение изменений в Конституцию, что Президент считает недопустимым.

Тем не менее, партия чиновников должна решить, сохранять ли сложившийся баланс интересов крупного бизнеса и чиновников, либо внести в него некоторые изменения. С одной стороны, если машина работает, то ее лучше не трогать, но с другой – если она везет тебя к пропасти, нужно что-то предпринимать.

Оставляя все без изменений, чиновники лишь дадут дополнительное время для еще более полного формирования условий, необходимых для развала федерации со всеми невыгодными для них последствиями. Кроме того, нельзя исключать, что дальнейший рост напряженности в обществе из-за возрастающих социальных и экономических противоречий между его слоями вызовет неконтролируемые массовые акции гражданского неповиновения, последствия которых могут оказаться катастрофическими для всей страны, в том числе и для правящей «элиты». Поэтому есть надежда, что инстинкт самосохранения подвигнет чиновников на решение если не всех проблем, то хотя бы наиболее значимых для страны и не затрагивающих непосредственные интересы большинства из них. В первую очередь это относится к природной ренте, т.к. без этого решение других вопросов будет малопродуктивным.

Проведенный анализ ситуации не претендует на полноту и бесспорность. Но размышления над перспективами своего бизнеса в свете предстоящих парламентских и президентских выборов, наверняка, волнуют большинство предпринимателей, работающих в России. В зависимости от собственной субъективной оценки каждый из них будет выбирать свою поведенческую модель на ближайшую перспективу: активизация инвестиций в развитие бизнеса в ожидании улучшения условий хозяйствования и роста спроса на производимую продукцию, переориентация своего бизнеса на обслуживание интересов сырьевого сектора, перевод своего бизнеса за пределы России или нечто иное. И остается только надеяться, что среди людей, не обремененных собственным бизнесом, окажется не слишком много тех, кто в качестве вариантов будет рассматривать изучение иностранных языков и географического атласа, «карты вин» в ближайшем гастрономе или, чего доброго, устройства автомата Калашникова.

Повлиять на этот выбор могут лишь понятные и убедительные действия власти. Обещаниями здесь, вероятно, уже не обойтись.